Рождественский экспресс  - Дэвид Бальдаччи

– Мать учила меня любить всех, но она никогда не встречала Гордона Мерриузера.

– Как я понимаю, вы на него уже напоролись ранее?

– Как и все работающие в этом поезде. – Она сделала паузу. – Спасибо, Том. Огромное спасибо.

– Да ничего, вы бы и сами справились.

– Вы правда выиграли Пулитцеровскую премию?

– Нет, на самом деле я выиграл две премии.

– Ничего себе. Впечатляет.

– На самом деле нет. Все, что нужно сделать, – это провести жизнь, мотаясь из одной ужасной дыры в другую и делая записи обо всех встреченных кошмарных вещах. Цивилизованный мир прочтет и забудет, но погладит тебя по головке за старания и наградит премией в благодарность за то, что ты ничего не изменил.

Он ушел к себе в купе, чтобы выспаться.

Элеонора направилась прямо к себе в купе, задвинула и заперла дверь и задернула занавеску. Затем медленно опустилась на кровать, застеленную Реджиной во время ужина. Она выключила свет, оставшись сидеть в темноте и смотреть в окно. Снегопад снаружи повалил еще сильнее. Поезду снег не слишком мешал, «Кэп» шел полным ходом. Они проносились мимо скоплений скромных домиков, далее – мимо густых лесов и пробивающихся местами сквозь землю ручьев. Дым из домовых труб клубился и как будто оставлял на снежных завихрениях таинственные послания, которые Элеонора была не в силах расшифровать. Ее пальцы скользили по холодному стеклу, оставляя свои следы-символы на гладкой поверхности. Женщина начала тихо плакать, уткнувшись головой в оставленную Реджиной в углу подушку. Ее скрутило отчаяние.

Пока она смотрела в окно, перед ее взором предстал совсем иной ландшафт. Как и Том ранее, она мысленно перенеслась в Тель-Авив. Там она испытала такое счастье и в то же время несчастье, что такое раздвоение почти свело ее с ума. А быть может, действительно свело тем рождественским утром, когда ее совместное с любимым мужчиной будущее растаяло. Она по-прежнему живо помнила, как оглядывалась на него, стоя на лесенке, как он попросту отвернулся и ушел. От этого воспоминания полились слезы, а жесткий контроль, под которым она держала свою жизнь, обратился в ничто. Она думала, что Том не сможет никогда снова оказать на нее такой эффект, и тем не менее у него получилось: всего лишь посмотрев на нее и перемолвившись несколькими словами. Она оказалась беспомощна.

От стука в дверь Элеонора напряглась. Она не готова встретиться с ним – ни прямо сейчас, ни, возможно, никогда.

– Элеонора? Ты не спишь, верно?

Затаившая было дыхание женщина с облегчением выдохнула. Это Макс, не Том.

– Одну минутку.

Она включила свет, вытерла лицо мокрым полотенцем и потянулась за расческой, однако той на месте не обнаружилось. Элеонора пригладила волосы пальцами и открыла дверь.

Макс быстро вошел в купе и закрыл за собой дверь:

– Все в порядке? Выглядишь не очень.

– Наверное, я просто устала.

– Что ж, со свадьбой все улажено. Я поговорил с сотрудниками «Амтрака» – они совсем не против.

– Чудесно, – тихо ответила Элеонора.

– А как дела с Томом? Нарыли что-нибудь годное?

– Есть отличный материал. Я вскоре структурирую заметки.

– Вот он – дух первооткрывателя. Едешь поездом не ради того, чтобы быстро куда-то добраться, а ради самого путешествия. Ради сюрпризов.

– Что ж, меня-то в этой поездке точно удивили.

Мужчина посмотрел на нее с нежностью:

– В жизни часто случаются забавные совпадения. Как-то я зашел перекусить в «Пауло» – ну, знаешь, это тот очень дорогой итальянский ресторан возле Родео-драйв? Так вот: захожу и вижу – кого бы вы подумали? Не одну, и не две, а всех трех моих бывших жен.

– Это потрясающе. Они все пришли по отдельности?

– О нет. По-видимому, они встречались там каждый вторник и беседовали на тему, какой я ужасный муж. Это у них вроде книжного клуба, только по иным интересам – распинать вашего покорного слугу. Разумеется, они никогда не упоминают выплачиваемые каждой алименты, благодаря которым могут просиживать на своих модно одетых задницах по четыре часа в пятизвездочном ресторане и жаловаться на меня.

Он посмотрел на нее.

– Не хочешь рассказать мне про этого Лэнгдона? Если хочешь знать мое мнение, вы были совсем не просто коллеги-репортеры.

Элеонора нервно теребила руки:

– Помнишь, когда мы только начали работать вместе, ты спросил, что побудило меня заняться писательством, что мной движет?

– Конечно, помню. Я задаю этот вопрос всем своим сценаристам.

– Так вот, ответ на этот вопрос – Том Лэнгдон.

– Не понимаю.

– Макс, я любила его. Любила всей душой. Когда все закончилось, во мне осталась пустота – дыра размером с мертвую звезду. Единственной отдушиной стало писательство.

– Мне повезло. А про тебя так не скажешь, – тихо произнес Макс. – Значит, ты любила его, а он явно по-прежнему испытывает к тебе чувства. Что произошло?

Она встала и начала расхаживать по комнатке под его взглядом. И наконец ответила:

– Люди могут любить друг друга, но желать разного. В таком случае отношения не работают, какими бы сильными ни были ваши чувства.

– Так чего хочет Том?

– Не уверена, знает ли он сам. Я же знаю, чего он не хочет: быть привязанным где-либо или кем-либо.

– А ты знаешь, чего хочешь ты?

– Кто знает, Макс? Кто на самом деле знает, чего ему хочется?

– Что ж, полагаю, лучше об этом спрашивать не меня: мои интересы постоянно меняются. Но, как по мне, это часть жизни. Быть может, то, чего все мы хотим, – это счастье. И находим его каждый своим путем.

– Если находим. Многие так никогда и не обретают счастья. Возможно, я одна из них.

– Элеонора, ты умная, талантливая, успешная и прекрасная женщина в расцвете лет.

– И, быть может, эта женщина не нуждается в мужчине, чтобы чувствовать себя полноценной.

Макс пожал плечами:

– Может быть. Я и не имел в виду, что каждый должен заключить брак, чтобы стать счастливым.

– Тогда что ты имеешь в виду?

Режиссер встал:

– Я хочу лишь сказать, что не стоит делать сразу вывод, что для счастья тебе не нужен близкий человек.

* * *

Макс вышел и направился в купе Кристобаля. Оказалось, его ассистент разворошил всю комнату.

– Что это ты делаешь? – спросил Пауэрс.

– Ищу свои солнечные очки.

– Солнечные очки! Посмотри за окно, уже ночь.

– Я имею в виду, что они пропали.